Чужой среди чужих - Страница 53

– Милая, я же не заставляю тебя. У человека всегда есть выбор – бросить всех и вся ради какой-то неведомой цели, которая в конце концов может оказаться тем самым твоим пустым звуком, или принять то, что предлагает тебе судьба; подумать не только о себе и своих детских мечтах, но и об окружающих – например, о своих будущих детях, о том, как они будут прозябать в нищете…

– Но, мама…

– …А ведь был не на службе и ничьих приказов не исполнял, действовал сам по себе, – говорил один подтянутый молодой человек в форме гвардейца другому. – Так какого ж рожна он полез в эту свару?

Его соратник вздохнул:

– Ох и не люблю я людей, которые, видите ли, на все сто уверены, что борются на правой стороне. Где она, эта правда? Сколько их? Ведь нет только черного и только белого, существуют миллионы оттенков…

Старик в изношенном до дыр макинтоше скороговоркой бормотал себе под нос – не запинаясь, без пауз, гнал как по писаному; подошвы его разбитых сапог шаркали по тротуару:

– …Прежде чем бросить вызов сопернику или принять вызов соперника, поединщик должен твердо увериться в том, что он в состоянии противостоять силе, умению и опыту соперника, иными словами, поединщик должен убедиться, что его сила, умение и опыт равны, превосходят или лишь немного уступают силе, умению и опыту соперника, – только в этом случае вызов на дуэль соперника, равно как и принятие вызова соперника, оправдан и имеет шансы на победу, в противном же случае исход дуэли априори плачевен для поединщика, обречен на провал поединщика, и поединщику необходимо отказаться от противоборства, поскольку неучитывание реальной опасности уничтожения есть глупость, но не храбрость, о чем явственно свидетельствует история так называемого Серого Рыцаря…

Услышав прозвище, которое упоминали на корабле Борн, Сварог круто развернулся – но увидел только спины гомонящих прохожих, и среди них опознать старика уже было невозможно. Когда же он вновь двинулся вперед, впереди уже никого и ничего не было. Не было людей, не было фонарей на улице, не было и самой улицы, города, Вселенной. А он должен был идти вперед, вперед, вперед…

Сварог проснулся в холодном поту, открыл вдруг глаза, тут же вспомнил, где он и с кем он, пошевелился, ощупав рукой топорище Доран-ан-Тега, лежавшего вдоль тела лезвием к ногам, острием наружу.

Поднес руку ко рту, чтобы закурить, – и оцепенел, уловив краешком глаза какое-то движение неподалеку.

Уже светало, благодаря выбитым окнам и пролому в крыше Сварог хорошо различал спящих спутников. Слышно было, как за окном прохаживается, зевает с хрустом кто-то из матросов. Сварог мог бы поклясться, что не спит, что все окружающее – наяву.

И женщина – тоже. Она стояла совсем рядом, глядя на него сверху вниз спокойно и отрешенно. Тоненькая, в синем балахоне, синий легкий капюшон чуть сдвинут на затылок, из-под него струятся светлые прямые волосы. Красивое, тонкое лицо, словно бы чуть изможденное или невероятно усталое. Огромные глаза, светло-синие, печальные, до чего же печальные, Боже!

Сварог сторожко пошевелился. Незнакомка неспешно, несуетливо, грациозно даже приложила палец к губам:

– Спи, еще не время…

У нее был очень странный голос – он словно бы и не звучал в воздухе, а возникал в мозгу Сварога. Сварог лежал неподвижно, уставясь на загадочную печальную красавицу, не представляя, что делать. Она грустно улыбнулась уголками губ, гибко склонилась над лежавшим рядом со Сварогом Борном, легонько поцеловала его в лоб. Отошла к одному из матросов, нагнулась, коснулась губами его лба. Все это происходило в совершеннейшей тишине, даже ее странное платье не шелестело по полу.

Потом женщина в синем направилась к двери, оглянулась на Сварога через плечо, бледно улыбнулась.

И вдруг стала таять, растворяться, исчезать, не замедляя шага. Еще миг – и ее уже нет.

И тогда Сварог заорал. Ему было стыдно, но он вопил что было сил, стуча зачем-то обухом топора по полу.

Все подхватились, ошалело хватаясь за оружие, готовые рубить и стрелять. Не усмотрев нигде врага, один за другим оборачивались к Сварогу. В дверь заглянул часовой и тут же скрылся.

– Домовой за уши таскал? – спросил капитан Зо, правда, без такой уж откровенной насмешки, какую Сварог ожидал.

– Здесь была женщина, – уставясь в пол, сказал Сварог. – Светловолосая, в голубой накидке. А потом… потом она пропала. Взяла и растаяла.

Он поднял глаза. Все уставились на него с жуткой серьезностью, от которой брала оторопь. Уж лучше бы смеялись.

– И что? – жадно спросил кто-то. – Что она делала? К кому…

Сварог ответить не успел. Капитан Зо рыкнул:

– Кормить коней, седлать! Живо! Жрать будем на ходу!

Никто не пошевелился. Люди стояли и смотрели на Сварога – с надеждой и тревогой. Будто ждали, что он сейчас отрастит себе крылья, возвестит: «Человеки, отпускаю вам грехи ваши!» – и вознесется прямиком на небо. Лицо капитана побагровело:

– Оглохли, брамсель вам в жабры?!! Если через минуту…

Люди подхватили пожитки и повалили к дверям. Сварог двинулся было следом, но капитан сгреб его за грудки, быстро оглянулся, убедившись, что они остались наедине, рычащим шепотом бросил в лицо:

– Молчать о подробностях! Никому ни слова! Кого она целовала?

– Только Борна и Шестипалого…

– И все? – пронизывал его взглядом капитан.

– Все, – твердо сказал Сварог.

Капитан Зо чуть ссутулился:

– Вижу, не врете – легко иметь дело с несведущим… Ох, как же это, как мне без Борна… обормота бравого…

– Да кто это был? – спросил Сварог.